Возрождение и Реформация

Христианин обретает себя, трансцендируя вследствие своего ни¬чтожества за свои пределы. Он обретает себя в Боге, преображаясь в нём. Этим христианская душа отличается от души языческой, плато¬нической, например. Платоновская душа вечна, неизменна, себетож- дественна». «Она может быть вовлечена в стихию изменения, в мир страстей и вожделений; но она не растворяется в этой стихии, остава¬ясь внутренне ей чуждой». Христианская душа тварна, и, оставаясь себетождественной, помимо отношения к Богу, она погибнет.
Выдвигая транцендирование за свои пределы и нахождение себя в нём в положении основы религиозной жизни, христианство тем са¬мым утверждает в роли такой основы принцип самосознания, которое
и есть выхождение за свои пределы и обретение себя в ином. Строго говоря, в самосознании нет ничего нового и необычного. Подобное трансцендирование испокон веков осуществляется в любом практиче¬ском акте, когда человек выходит на предмет, имея в виду всё же не столько предмет, сколько самого себя. Но в других религиях это свой¬ство сознания получало скорее негативную оценку. Оно было тем, от¬чего за пределами обыденной жизни, в жизни религиозной, следует избавиться. И только христианство возвышает его до центрального положения в отношении к объекту религиозного поклонения. В этом, несомненно, сказывается факт признания наличия внутрибожествен¬ной жизни, в которой человек должен обрести место в результате обожения.
В западно-христианских конфессиях, исходящих из радикальной греховности человеческой природы, принцип самосознания не мог не модифицироваться. Результатом этой греховности является то, что, трансцендируя к Богу из-за своего ничтожества, человек одновремен¬но отталкивается от него и соотносится только с самим собой, поми¬мо Бога. А божественное начало как то, от которого он отталкивается на пути уже не к Богу, а к самому себе, представляется ему само по се¬бе ничтожным. Так ничтожество человека перед Богом обернулось ничтожеством Бога перед человеком. Стремление к обожению имело тенденцию превратиться в человекобожество и стать самым тяжким, с точки зрения ортодоксального христианства грехом, грехом гордыни. Католическая церковь знала о возможности такой инверсии. Поэтому она настаивала на значении внешнего авторитета веры в делах знания и принудительной политической власти церкви в общественно- политической жизни. Всё это удерживало человека от гордыни и на¬поминало ему о собственном ничтожестве. Правда, Католическая цер-
ковь и сама была во власти западно-христианского менталитета. В ней самой возникало искушение сделать божественное начало только средством самоутверждения. Тогда возникали мистико-аскетические движения, ставившие целью духовно-нравственное очищение церкви и мира. В период классического средневековья церковь, как правило, в конечном счёте находила с ними общий язык, ибо они, выступая за очищение церкви, поддерживали её политические притязания, по¬скольку видели них средство очищения мира. Таково было клюний- ское аскетическое движение, приведшее к усилению власти пап на ру¬беже X-XI вв. Таково было движение «нищенствующих орденов» в на¬чале XIII века.
Падение политической роли церкви было результатом такого са¬моутверждения самосознающего субъекта. Причём, под субъектом здесь понимается не просто отдельный человек, но любой субъект за¬падноевропейской истории того времени, будь то сословия, нации, государства или сама церковь, политические притязания которой при¬званы были смирить гордыню других, но будили её собственную. По¬литическое ничтожества церкви - одна из существенных характери¬стик эпохи Возрождения, когда римский папа в своей политической активности едва ли чем отличается от любого другого итальянского князя.
Минимизация политической власти церкви не означала серьёзно¬го подрыва влияния христианства вообще и католицизма, в частно¬сти. Гуманизм не отрицал христианство, но дал ему новое, чуждое средневековой аскетической традиции истолкование. Случаи отхода от христианства или даже активного противостояния ему, разумеется, участились... Но в целом развитие духовной жизни пошло по другому Руслу.
Ничтожество Бога, взятого самого по себе, не надо понимать в плане оценочном: в смысле дурного отношения к нему или отрицания его значимости, несмотря на то, что и это имело место. Ничтожество Бога самого по себе означало его исчерпанность отношением к миру и человеку. Подобная исчерпанность в рамках строгого монотеизма со¬провождается в то же время взаимным исключением Бога и мира, Бо¬га и человека. Но факт внутрибожественной жизни предполагает на¬личие у Божества «внутреннего места», куда он может воспринять мир и человека, более или менее отождествляясь с ними. Это отождествле¬ние может носить характер уподобления человека и мира Богу, либо быть полным отождествлением, — ив этом предельном случае можно говорить об антихристианском натурализме, выросшем, впрочем, на христианской почве. В этом предпосылки пантеистического в целом решения эпохой Возрождения основных проблем взаимоотношения Бога и мира, Бога и человека. Обожение человека и мира, действи¬тельно, происходит, но не на стороне Бога, а на стороне мира и чело¬века. Исходная посылка о разбитой грехом природе человека оберну¬лась утверждением его богоравности. Не случайно в эпоху Возрожде¬ния в гуманистической среде воскресает точка зрения христианского богослова III-IV вв. Пелагия, отождествлявшего благодать Божию с естественной необходимостью и признававшего достаточность сво¬бодной воли человека в деле спасения. Тем самым сила первородного греха сводилась к минимуму. Именно в полемике с ним Блаженный Августин формулировал свои взгляды.
Гуманизм - сердцевина Возрождения. Поскольку всё земное со¬творено Богом и божественно, земной человек с его земными интере¬сами и потребностями оказывается в центре внимания гуманистов. «Центр тяжести со средневекового спора о соотношении счастья не-
I

Подписаться на канал Заработок для всех!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *